Ивану Ильичу хочется плакать, хочется, чтоб его ласкали и плакали над ним, и вот приходит товарищ, член Шебек, и вместо того, чтобы плакать и ласкаться, Иван Ильич делает серьезное, строгое,
глубокомысленное лицо и по инерции говорит свое мнение о значении кассационного решения и упорно настаивает на нем.
Неточные совпадения
На этот раз убеждения подействовали, и кадриль кой-как составилась. Из-за дверей коридора, примыкавшего к зале, выглядывали
лица горничных и других зрителей лакейского звания, впереди которых, в самой уже зале, стоял камердинер его высокородия. Он держал себя, как и следует камердинеру знатной особы, весьма серьезно, с прочими лакеями не связывался и, заложив руки назад, производил
глубокомысленные наблюдения над танцующим уездом.
— Погодите, постойте! — начал он
глубокомысленным тоном. — Не позволите ли вы мне, Яков Васильич, послать ваше сочинение к одному человеку в Петербург, теперь уж
лицу важному, а прежде моему хорошему товарищу?
— Так, так! — подтверждал Петр Михайлыч, видимо, не понявший, что именно говорил Калинович. — И вообще, — продолжал он с
глубокомысленным выражением в
лице, — не знаю, как вы, Яков Васильич, понимаете, а я сужу так, что нынче вообще упадает литература.
— Не лучше ли, — начал он с
глубокомысленным выражением в
лице, и видимо, придумав совершенно другой способ, — не лучше ли, чем строить козни, написать этому старому дураку строго-моральное письмо, в котором напомнить ему об его обязанностях христианина и гражданина?
Володин же вел себя степенно и крестился, сохраняя на
лице глубокомысленное выражение. Он не связывал с церковными обрядами никакого иного представления, кроме того, что все это установлено, подлежит исполнению и что исполнение всех обрядов ведет к некоторому внутренному удобству: сходил в праздник в церковь, помолился — и прав, нагрешил, покаялся — и опять прав. Хорошо и удобно, тем удобнее, что вне церкви обо всем церковном не надо было и думать, а руководиться следовало совсем иными житейскими правилами.
В зале Передонов присел на корточки перед печкою, свалил книги на железный лист, — и Володин сделал то же, — и принялся с усилием запихивать книгу за книгою в неширокое отверстие. Володин сидел на корточках рядом с ним, немного позади, и подавал ему книги, сохраняя
глубокомысленное и понимающее выражение на своем бараньем
лице с выпяченными из важности губами и склоненным от избытка понимания крутым лбом. Варвара заглядывала на них через дверь. Со смехом сказала она...
Но
лицо Глеба, к великому удивлению
глубокомысленного скептика, осталось совершенно спокойным. Не поднимая высокого, наморщенного лба, склоненного над работой, рыбак сказал серьезным, уверенным голосом...
При последних словах Домна Осиповна придала серьезное выражение своему
лицу и возразила почти
глубокомысленным тоном...
— Знаешь, — начал он, придав совсем
глубокомысленное выражение своему
лицу, — черты
лица правильные, но склад губ и выражение рта не совсем приятны.
Прокофий придал еще более
глубокомысленное выражение своему
лицу.
Выражение
лица было строго-терпеливое,
глубокомысленное и страдальческое.
И вот
глубокомысленные критики объявляют, что в этой драме в
лице Гамлета выражен необыкновенно сильно совершенно новый и глубокий характер, состоящий именно в том, что у
лица этого нет характера и что в этом-то отсутствии характера и состоит гениальность создания
глубокомысленного характера.
«Ну, а
глубокомысленные речи и изречения, произносимые действующими
лицами Шекспира? — скажут хвалители Шекспира. — Монолог Лира о наказании, речь Кента о лести, речь Эдгара о своей прежней жизни, речи Глостера о превратности судьбы и в других драмах знаменитые речи Гамлета, Антония и другие?»
Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма
глубокомысленное изобретение какого-нибудь одного
лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, — весьма трудно понять.